Со мной рядом ехал парень, где-то лет около 30, сопровождающий Литвина... такой, явно видно, что это все ему не очень нравилось, говорит: «Так будет вся обивка в крови». Тот говорит: «Да, тогда пали зажигалкой, пока до барабанной перепонки не выжжешь». А тот говорит: «Ну, вонять же будет». «Ничего, проветрим». Ну, он нехотя за жигалку так подносил к уху, чтоб волосы, чтоб запах был, я верещала, делала вид, что мне больно… …Он на ИВС отвез, закрыли нас в одиночке, где кроме конвоя никто нас не видел, и «О каком обмене вы говорите, вы вообще не существуете уже». (Литвин) представился: «Зовут меня Сергей, я специалист по работе с военнопленными», я сказал, что мы не военные и не пленные и задержаны неизвестно кем и неизвестно как, сказал: «Ну, тогда я имею право сделать с вами все что угодно». Он лично это делал. На мой вопрос – «Какой смысл, если у меня нет этой информации? Смысл в пытках?», он сказал: «Мне нравится процесс». На одном из допросов прямо так и сказал, что «приехали наши российские товарищи, которые очень интересуются, каких это супер-пупер-разведчиков мы задержали, постарайся их заинтересовать. Это в твоих интересах». ...Сидишь в этой камере, в окружении монстров, понимаешь, что с тобой могут сделать все что угодно, вдруг слышишь во дворе крик: «Тащите эту падлу сюда!». Потом – бах-бах… Нет, один выстрел был. Все, едва не описалась, извиняюсь, от страха. Потом, такое: «Глянь, аорту разорвало… И кишки все зеленые». Думаю: ё-моё… Потом выяснилось – это они курицу готовили… На второй допрос меня вызвал этот же Дмитрий Сергеевич, который подполковник, чи кто там, милиции. В кабинет. Не в допросную, в кабинет. Потребовал открыть страничку в «Одноклассниках», стал изучать содержимое, а я, так получается, за спиной у него стояла, то есть рядом с ним. Он листал-листал, на одной фотографии замер. Фотография была «Грозный после «освобождения», то есть вот это разбитое все, а рядом Славянск после освобождения. Здание горадминистрации, все целенькое, цветущее и украинские военные. И там подпись была: «Почувствуйте разницу». Он замер, долго всматривался, как я думала – может, прозрение какое-то? На самом деле он задремал просто. Потом усадил меня напротив на стул, ну и, типа – рассказывай, что вы, как вы ехали, чего… Я ж что-то бормочу, поднимаю глаза, смотрю – он спит. Реально – спит. Думаю – молчать нельзя, надо что-то говорить. И, я что-то рассказываю. Смотрю – он просыпается. «Ну, - говорю, - так вот мы въехали в этот блокпост». Это сейчас смешно, хотя, тогда, на фоне того, что было страшно, все равно смешно. Он же ж не скажет: «Давай по-новой, я все проспал». Я еще наглости набралась, сигарету у него «стрельнула». «Ну, все, - говорит, - типа, жди». Ну, то ж поговорили насчет выкупа с ним тогда, в тот раз… Когда приехал Литвин, сказал: «Менты, они всегда думают, как бы бабла сбить».